Мифы и архивные тайны о нападении нацистской Германии на СССР

С 22 июня 1941 года прошло ровно 75 лет, но ключевые вопросы, связанные с этой датой, по-прежнему остаются без ответов. Точно неизвестны причины странного развития события в первый день советско-германской войны. Неясно до конца и то, почему, несмотря на июньскую катастрофу, когда масштабы успеха вермахта превзошли его собственные ожидания, СССР не только не потерпел поражения в 1941 году, но и смог развернуть ход истории на 180 градусов. Не претендуя на окончательное решение этих вопросов, «Лента.ру» решила разобраться, что думает об этом российская историческая наука.

К чему готовились

То, что нападение 22 июня было внезапным, — одна из немногих вещей, достоверно известных об этой дате. Даже директива №1, принятая в 21:00 21 июня и вроде бы говорящая хотя бы о минимальной подготовке к нападению, на деле говорит о том, что его никто всерьез не ожидал.

Фразу «перед рассветом 22 июня 1941 года рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую» трудно произнести в условиях подготовки к надвигающемуся конфликту. Под директивой подпись военных, несомненно знавших, что в советской авиации к ночным полетам не готов ни личный состав, ни материальная часть, — на большей части самолетов выхлопные газы выходили в передней полусфере, ослепляя летчика ночью.

О том же говорит и другой пункт директивы: «Войска держать рассредоточенно и замаскированно». Невозможно готовиться к отражению полномасштабного внезапного нападения и при этом держать войска рассредоточенно. Первое требует сосредоточения войск на направлениях предполагаемых главных ударов — то есть «кулаками» вдоль дорог.

На то, что директива делалась в спешке, указывают и слова «в течение ночи на 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе». Часто это было невыполнимо: ночной марш из мест, где реально находились части РККА, в ряде случаев был слишком длительным. Скорее всего, составители директивы ожидали лишь авиационных налетов и артиллерийских ударов. В этом случае маскировка и рассредоточение — оптимальный вариант. Итак, полномасштабного вторжения не ожидали даже вечером 21 июня, хотя на первый взгляд это кажется невозможным.

Внезапность — несомненная и невозможная

Объяснить внезапность событий 22 июня непросто. В 1940-е годы никакие документы советской стороны не публиковались, и можно было рассказывать о том, что всему виной коварный Гитлер. Но XX съезд открыл секрет Полишинеля: в СССР была разведка, которая предупреждала о коварстве врага. Чтобы объяснить внезапность, было решено списать все на Сталина. При Брежневе историки частично реабилитировали генсека, указав на противоречивость данных разведки. При этом почему-то умалчивалось, что даты нападения менялись и до, и после 22 июня, и никого это не удивляло. РККА переносила дату наступления под Сталинградом, а немцы не раз переносили удар на Курской дуге, но в 1943 году это не помешало советским частям встретить их во всеоружии.

В 1990-х годах отечественная историография сделал еще один круг на том же поле. Сперва возникла версия, что стремление свалить все на противоречивость разведданных — обычное перекладывание вины с командного состава, вроде фантастических историй о том, как советская разведка вскрыла всего восемь дивизий 6-й армии под Сталинградом, что якобы и не дало уничтожить ее сразу.

Начиная с 1999 года тенденция медленно сменилась на «новобрежневскую»: «Сведения о направлениях наступления вермахта были слишком противоречивы», — пишет один из наших лучших военных историков Михаил Мельтюхов.

В июне 1941 года советская разведка полагала, что у немцев на границе с СССР 122 дивизии, что примерно соответствовало истине (21 июня их было 123). Но сделать из этих правильных цифр правильные выводы было невозможно. Дело в том, что установить общую численность войск вермахта было сложнее, поэтому она оценивалась исходя из более общих соображений. Считалось, что Германия должна иметь 290 дивизий, примерно как у СССР. Количество дивизий, которые немцам было нужно выделить в случае нападения на РККА, оценивалось в 180-200.

В действительности немецкие вооруженные силы имели всего 206 дивизий, и лишь 123 из них выдвинули к границе. Поэтому вроде бы зная реальное количество немецких дивизий, но ожидая в полтора раза больше, советская сторона полагала, что те еще не готовы к удару. Более того, «чтобы цифры сошлись», предполагавшиеся, но не существовавшие «недостающие» дивизии считались развернутыми против Англии.

В силу закрытости архивов спецслужб сложно установить причины такой странной систематической ошибки учета немецких сил. Скорее всего, они банальны: в 1940 году Германия разгромила Францию, состав вооруженных сил которой на тот момент был известен. Во всем мире в ту пору считали, что немцы одержали победу превосходящими силами, в то время как на самом деле значимого превосходства у них не было. Кроме того, советской стороне была известна численность своего вооружения и техники, как и тот факт, что германская промышленность была мощнее нашей. Никто в СССР не мог даже предположить, что немцы одерживали крупнейшие победы, развернув незначительное военное производство и все время рискуя поражением.

Бревно в глазу

Можно ошибиться с общим числом дивизий, но есть множество других, косвенных индикаторов, которые никогда не подводят. Если зарубежная армия готовится к нападению на другую страну, ее посольство там всегда в курсе. Даже если, как это было в июне 1941-го, от него все скрывают, дипломаты слишком хорошо знают обстановку, чтобы сомневаться.

Уже 11 июня НКГБ сообщает, что посольство Германии в Москве готовится к эвакуации, а «в подвальном помещении посольства сжигались архивные документы». 16 июня советские записывающие устройства в немецком посольстве фиксируют слова посла о нападении на СССР в ближайшие дни. Российский историк Михаил Мельтюхов полагает, что с этого времени советское руководство знало о нападении. Тот же сборник документов НКГБ говорит о массовом отъезде сотрудников посольств стран Оси с 10 июня 1941 года. Обеспокоенные перспективой известной им близкой войны они, в обход официальных каналов, лично звонили в советскую обслуживающую организацию и упрашивали любой ценой устроить им билеты на поезд до 19 июня. Прямо скажем: в истории мало примеров, когда такая суета в диппредставительстве оказывалась бы ложной тревогой.

И все же 17 же июня Сталин матерно выразил сомнения в правдивости донесения, где первым пунктом стояло «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Резолюция главы советского государства звучала так: «Т[овари]щу Меркулову. Можете послать ваш "источник" из штаба герм[анской] авиации к еб-ной матери. Это не "источник", а дезинформатор. И.Ст[алин]».

Реакция Сталина для этой даты настолько парадоксальна, что историк Алексей Исаев, чтобы объяснить ее, пишет: «Нетрудно предположить, что Сталин мог резко высказаться о столь неприятной для него информации о сообщении ТАСС» (во втором пункте документа, а не в первом). Исаев даже не пытается как-то подкрепить свое предположение, заключая: «развединформации (…) просто было мало для выводов в нужное время».

При всей привлекательности объяснений уровня «просто нет развединформации», его следует признать не вполне точным. Немецкий посол, его военные атташе, их любовницы и жены, десятками выезжавшие из Москвы с 10 по 18 июня, не имели вообще никакой развединформации. Единственным источником их знания о войне был собственный мозг. Если им хватило его, чтобы все вовремя понять, почему его не хватило остальным?

Чтобы окончательно закрыть вопрос о внезапности, стоит напомнить: 21 июня 1941 года Иван Бунин, живший во Франции, просто почитав субботние газеты, в своем дневнике констатирует: «Везде тревога: Германия хочет напасть на Россию? Финляндия эвакуирует из городов женщин и детей... Фронт против России от Мурманска до Черного моря? В городе купили швейцарские газеты: "отношения между Германией и Россией вступили в особенно острую фазу"».

Почему о войне можно узнать, даже проживая во французской глубинке, да еще из газет? Информации не хватало не только советской стороне, однако уборщицы немецкого посольства все же пришли к верным выводам задолго до советского военно-политического руководства.

«Фактор Маннергейма»

И все же объяснение «невозможной внезапности» есть. Причиной стали две синхронные ошибки Гитлера и Сталина. Последний полагал, что Гитлер не может напасть на него потому, что это противоречило был элементарной логике. К весне 1941 года Германия не решила проблему Англии и не имела флота, чтобы разобраться с ней в обозримом будущем. Нападение на СССР создало бы ситуацию, когда Гитлер увяз на Востоке, а Британия могла открыть второй фронт. К тому же СССР до 22 июня играл важнейшую роль в обеспечении Германии материалами для войны. В первой половине 1941 года через него прошло 72 процента немецкого импорта. Удар по Москве, с одной стороны, помещал Гитлера в тиски блокады, с другой — под дамоклов меч второго фронта. На месте Сталина никто бы не поверил, что его противник планирует подвергнуть себя такому долгому самоубийству.

И все же кое-что генсек не учел. Фюрер, принимая решение о нападении на СССР, не знал того, что знал Сталин. Поэтому Гитлер даже не догадывался, что СССР является сильнейшей сухопутной державой современного ему мира. Он исходил из распространенного на Западе представления, что коммунистическая Россия в силу недостатков ее режима чрезвычайно слаба. Такая оценка естественна: в Финляндии 850 тысяч советских солдат, несмотря на превосходство 3:1 в людях, 19:1 в самолетах и 76:1 в танках, за все 105 дней Зимней войны не смогли выполнить даже первичных задач, поставленных перед РККА: выйти к Ботническому заливу и разрезать Финляндию на части. Продвижение Красной армии в среднем составило около километра в сутки, а финны потеряли убитыми впятеро меньше.

Логика западной оценки советской обороноспособности очевидна: Финляндия по населению в десятки раз уступала Германии, а военной промышленности вообще почти не имела. Если красные даже с таким слабым противником при напряжении всех сил не смогли выполнить поставленные перед их армией задачи, то против сильнейшей, как тогда считалось, военной державы мира их шансы должны быть равны нулю.

Поэтому фюрер, как и все его западные современники, полагал, что война с СССР займет недели, за которые ни британцы, ни перерыв в транзите просто не успеют повлиять на ситуацию. Его план, таким образом, был вполне строен и логичен, но в корне неверен.

Финская война-катастрофа была связана в основном с кадровыми проблемами РККА на этом направлении. Однако в 1939 году из-за рубежа все это оценить было решительно невозможно. До Великой Отечественный там просто неоткуда было узнать, что советский командный состав по качеству не похож на однородный германский и колеблется от предельно сомнительного до отличного.

И что?

Вышеописанная картина удручает: получается, что из-за ограниченного кругозора Гитлера и невнимательности Сталина к особенностям западного менталитета страна попала в ловушку внезапного нападения. И в то же время неверно говорить, что оно было неизбежно. За месяц до матерной резолюции Сталина на стол к вождю должен был попасть документ, начинавшийся теми же словами: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время».

«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар». Под этими строками еще в мае 1941 года подписался Георгий Жуков. И тут же предложил решение: «Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий Германскому Командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт». Предложение кажется логичным и современным историкам, в частности его считает единственным разумным вариантом Мельтюхов.

Иногда высказывают мнение, что удар по Германии мог быть использован как предлог для создания англо-американо-германской антисоветской коалиции, но его следует признать довольно сомнительным. 17 сентября 1939 года СССР без объявления войны вступил в Польшу. И хотя Англия гарантировала ей неприкосновенность, из-за чего ранее объявила войну Гитлеру, СССР трогать она не рискнула. То же было в войне с Финляндией, хотя агрессию СССР тогда признали все члены Лиги Наций, исключив его из организации. Британия не захотела воевать с Советской Россией, когда та завоевывала британских союзников и снабжала немецкую военную машину. Непросто представить себе, что она захотела бы пойти на это из-за внезапно вспыхнувшей любви к нацистской Германии.

Почему «Соображения...» были отвергнуты (и были ли), увы, остается неизвестным. Хотя мемуары упоминают, что у СССР перед войной были какие-то военные планы, текстов их (отличавшихся от планов первоначального прикрытия госграницы) никто не видел.

Черный день календаря

Хотя стратегически промах Гитлера (недооценка СССР) был крупнее сталинского, тактически он принес ему победу в целой серии приграничных сражений огромного масштаба. Немецкие войска, говоря словами «Соображений...» Жукова, успели упредить РККА в развертывании и атаковать в тот момент, когда она находилась в стадии развертывания и еще не успела организовать фронт и взаимодействие родов войск.

Формально Красная армия в приграничный округах в разы превосходила вермахт по танкам и авиации, и лишь несколько уступала в живой силе (кроме южного направления). Но, как уже отмечено выше, силы эти были рассредоточены в глубину. Из-за этого вторгавшиеся немецкие соединения громили их по частям. Хуже всего пришлось Западному фронту, на который пришелся главный удар, — к 10 июля он был отброшен к Смоленску. На Западной Украине соотношение сил было чуть лучше, и советские силы попробовали организовать удары на основание немецкого клина. Увы, они готовились в дикой спешке и были недостаточно хорошо согласованы. Иной раз острия советских окружающих «клиньев» были рядом, но отходили, разойдясь в считанных километрах. За этим последовало наступление. Северо-Западный фронт на прибалтийском направлении был частично разбит, частично смят. Лишь к 10 июля линия фронта впервые смогла стабилизироваться.

Цена самого сложного периода войны был огромна. За 18 дней РККА потеряла 816 тысяч человек (по минимальным оценкам), более 11 000 танков (половину от их общего числа), 4000 самолетов. Вермахт за то же время лишился 79 тысяч человек, 350 танков и 600 самолетов. Огромные цифры потерь в технике и людях часто были вызваны самим фактом неорганизованного начала войны. Разбросанные танковые части (иногда без пехоты), терпя поражения, отходя, бросали даже слегка неисправные машины, большинство из которых в нормальных условиях просто отремонтировали бы. Большое количество самолетов было потеряно по тем же причина. Соотношение сил на фронте резко ухудшилось, затруднив дальнейшее ведение боев.

Именно в первые недели после нападения произошла и известная безобразная сцена, когда Жуков матерной руганью выгнал из здания Наркомата обороны Сталина и Берию за язвительные замечания. В те же дни и Сталин произнес известные слова про «советское государство», оставленное «нам» Лениным, а ныне потерянное. Лучше всего этот период описывается фразой адмирала Кузнецова: «Государственная машина, направленная по рельсам невероятности нападения Гитлера, вынуждена была остановиться, пережить период растерянности и потом повернуть на 180 градусов».

Александр Березин