Мистика дома Пеля

Уроженец Одессы Виталий Виноградов, живший и учившийся в Ленинграде, в Академии художеств им. Ильи Репина оставил интересные воспоминания в виде разговора с его приятелем Сергеем Суконкиным о мистическом месте известном как Аптека доктора Пеля и его знаменитом артефакте Башня Грифонов находящемся во дворе дома.

Этот разговор, больше напоминающий интервью, повествует о вещах очень интересных, вещах достаточно важных для истории неформального Петербурга. Во-первых, в то время, а именно в конце 80-х годов 20-го века такого понятия как Башня Грифонов попросту не существовало, башня — была, грифонов — не было. Во-вторых, в этом доме построено в месте силы действительно происходила постоянная чертовщина и это таинсвенное место реально изменяет судьбы людей и выполняет желания. Ну, и, в-третьих, нумерация кирпичей придумана не Алексеем Костромой, он попросту украл эту идею, странная нумерация кирпичей уже существовала в то время в подвале аптеки. Возможно её придумал художник Александр Рец, живший там же. Он, по словам Виноградова, активно экспериментировал с цифровой инсталляцией задолго до появления Костромы в городе. И, да! — конечно, случай встречи с призраком Пеля в подвале — впечатляет… Сейчас Виталий, ставший, как и многие обитатели этого дома, богатым и обеспеченным человеком живёт в Лондоне. Но давайте по порядку обо всём.

В 1989 осенью, заселив мансарды «аптеки Пеля», мы не заметили никакой чертовщины… Страна горела жертвенным огнём. Проходили митинги, копались канавы, народ привычно пил водку. Район был академический, рядом трамвай, река, рынок, даже небольшой скверик со старыми деревьями.

У нас были хорошие отношения с соседями, никто им ничего не платил, но нас предупредили, дом не простой. Кто предупредил?

Мы не запомнили, да и не поняли о чём идёт речь. Дом заселён известными людьми, академическими и университетскими семьями. Плохих слухов о доме мы не слышали, а мистика, из прошлого, да и что это такое? Мы, молодые оптимисты, ничего не боялись, думали об искусстве, говорили о разумном, собирались жить вечно.

Витал, ты помнишь о предупреждении? Старушка, во внутреннем дворике сказала, — живите спокойно и главное, ничему не удивляйтесь.

— Нет, вы заселились с Ольгой раньше и мне пересказали, а для меня это было пустым звуком. Я помню ваш пёс Мишка гонялся за пуделями, живущими в соседней мансарде. Рабочий класс гонялся за аристократами, это было смешно и наглядно.

Нас предупредила о странности дома Пеля, старушка на лестнице.

— Да, я помню: спросила сколько художников собирается жить? На каких этажах, какие мансарды, какие номера у них? Мы вообще не знали, что у мансард есть номера.

В большинстве своём новосёлы, были бывшими студентами Академии художеств. Все, кто учился в академии, помнят уроки на зрительную память. По фрагментам, мы могли вспомнить расположение порталов собора в городе Бамберге, в котором никто не бывал. Но лица пожилых женщин, которых было много в доме, мы не могли запомнить. Художники не могли запомнить их лица, в этом было что-то мистическое.

А почему ты проходил через Реца?

— Я боялся использовать чёрный ход и ходил только через его мастерскую. Чёрный ход часто запирали изнутри, или я встречал странных старушек на лестнице, хотя знал что ходом никто не пользуется. Я же тебе рассказывал, но по-моему, только Мишка мне поверил и задрав хвост вместе с Дашкой побежали проверять.

Мы тогда решили поставить решётку на лестничной площадке, сказали от бомжей. Оказалось, что всем ночью мешают спать непонятные шумы. Решили сослаться на «духов нового места». Всем понравилась шутка.

Двери во двор были всегда открыты и с улицы можно было пройти в моё крыло и подняться на мансарду никого не беспокоя.
Как-то поздно ночью, возвращаясь с Пушкинской, поднялся к Рецу, двери были открыты. Я прошёл к себе в мастерскую. Везде горел свет, резко пахло нашатырём, карболкой и аптечными лекарствами. Дышать было тяжело. Я выскочил на лестничную площадку, легче не стало. Глаза слезились. Я решил спуститься на улицу. Этаж за этажом, ближе к выходу, вдруг я оказываюсь в подвале дома. Пройдя вдоль стены я оказался в помещении, в котором пожилой аптекарь что-то смешивал, склонившись над столом. Стены подвалы были исписаны цифрами. Он был увлечён и не заметил меня. Абсурдность происходящего меня так потрясла, я не мог говорить. Я не помню как оказался во внутреннем дворике между трубой и флигелем. Вдохнул свежий воздух и провалился в сон. К утру у меня затекли ноги и спина, поменяв положение я вдруг понял, что труба тёплая! Я проснулся, пощупал трубу, она была очень тёплая. Я опять провалился в сон.

Я тебя три раза спрашивал, что с случилось. Ты был бледный, глаза дурные, что-то пытался рассказать.

— Помню, потом ты рассказал, что там какая-то чертовщина происходит. Никто не поверил, смех, собаки лают, музыка играет, чай пьётся рекой, постоянно говорят, никто никого не слушает. Баранки на стене болтаются, связка чеснока.

Мы тебе сразу поверили, как только увидели. Ты просто себя со стороны не видел! И ты рассказывал, что спал на улице.

— Я не знаю, где спал, но проснулся на улице возле трубы. Я рассказал что со мной произошло, мы спустились в подвал. Дверь была закрыта. Труба была холодна как обычно. Тогда все выпивали и не придали особого значения.

Оля сказала мне, что с Виталом что-то случилось, он стал реже заходить к нам на чай. Стал раздражителен и малообщителен. Ты помнишь, мы зашли к тебе в мастерскую, а ты спрятал рисунки, сказав, что это не интересно и похоже на П. Филонова. Ты утверждал, что разгадал его аналитический код и можешь легко повторить.

— Мне всегда нравились рисунки П. Филонова, любил их рассматривать. После какого-то события, начал рисовать похожие рисунки, начал анализировать. Что я имел ввиду, не помню. Рисунки остались в моей мастерской, которую позже занял А. Кострома. Выкинул их наверно.

Игорь Жагоров и я зашли к Саше Рецу. Он был как всегда угрюм и молчалив. Огромная мансарда Реца, от пола до потолка в коробках, каждая из них хранилище для нескольких предметов: в одной верёвка и старый башмак, в другой фонарик и кирпич. Каждая коробка пронумерованна специальным кодом, а список номеров в тетрадке. — Вот вы мне и поможете — и показывает на гору коробок, доставая заветную тетрадь. Мы испугались, коробок становилось всё больше. Смысл в их передвижении нам был не понятен, коробки образовывали фигуры, из номеров складывались другие номера, предметы извлекались, осматривались, обратно укладывались. Всё делалось очень осторожно. Танец коробок и предметов нам нравился и Реца мы уважали.

Да, он не любил Мишку и Дашку, и они его не особо жаловали. Зато на улице в очереди Мишке, всегда кто-то давал кусок мяса и он делился с Дашкой. Странные звери, что ты думаешь о них Витал?

— Мишка мне нравился, Дашка меня не любила, а может наоборот: я нравился Мишке, и мне нравилась Дашка? На мансарде было много людей, кухня работала в постоянном рабочем режиме, как полевая. На столе всегда горячий самовар, чашки, что-то к чаю и кто-то, готовый поговорить об искусстве.

Тёплая башня Пеля во времена Виталия Виноградова

После ночёвки у башни, ты интересовался старушками, спрашивал кто приходил к нам в гости? Я тебе рассказал, что соседка снизу приглашала нас к себе в гости, показала огромный окаменелый моржовый член, висящий между дверьми. Я предположил, что они его используют как охранный талисман. — Я помню, глупость какая, никто не использует моржовый член для охраны. Это их семейная реликвия, симпатичная семья. — Ты сказал, что это не те старушки!

— Да? Не помню.

Дом был огромен, кроме жилых помещений и мансард у него были флигель во дворе, толстая необычная труба, подвалы, аптека и чердаки. Благодаря заботливым службам ЖЭК, на дверях подвалов и чердаков висели огромные амбарные замки. На чердак, мы с Сергеем так и не смогли проникнуть.

Правую часть мансарды занимал Слава с матерью и двумя пуделями. Оставшаяся часть дома безраздельно принадлежала нам. Туда входили мансарды фасадные и внутренние, боковые и дальняя, находящаяся в крыле.

Я жил в дальней мансарде, впоследствии разделив её с А. Костромой. С мансарды открывался замечательный вид на В.О, мансарду моих друзей и странную трубу-башню во дворе.

Боковую мансарду занимал А. Рец со своим передвижным театром коробок. Фасадная мансарда была самой большой и структурированной. Она была разделена на большое количество маленьких уютных комнат, которые и привлекали художников.

А почему Ю. Гуров и В. Коневин открыв мансарду сразу же уехали? Может они что-то узнали о мансарде?

— Не думаю, им предложили на Пушкинской 10, там пространство было больше, но ты принцип знаешь: передавать мастерскую можно только друзьям по цеху. Я спрашивал Валеру Коневина о мансарде, он говорил, что встречались с женщиной и художником из правой части, говорит милые люди.

— И всё? А почему они уехали, если соседи — милые люди?

— Не знаю, но мистики тут нет, на Пушкинской 10 им было не плохо.

А тебе не показалось, что в этом ритуале перехода мастерской из одних рук в другие есть что-то странное? Как будто не мы выбирали мансарду, а мансарды нас выбирали?

— В Питере было много нежилого фонда, а мастерских не хватало, мы верили, что они передаются творческим людям. Веря в принципы уважения собрата по цеху, мы с удовольствием получали и отдавали. Это касалось всего: материала для скульптуры, для живописи. Такое было время.

А ты не задумался о том, что пригласив на улице А. Кострому и не покинув после этого мансарду, ты нарушил ход вещей? Ведь Алексей встретив тебя на улице, спросил о свободной мастерской, которой у тебя не было? Ты его пригласил, тем самым определив себя в изгнание. Согласен ли ты с этим?

— Мне тогда так не казалось. Мансарда огромная, место много, мы её разделили. Алексей занял половину и я половину. Кроме того он не жил на мансарде, а только работал. Я там жил, мне было неуютно в пустом помещении.

Витал? А до этого, тебя мучили страхи, боязнь остаться одному в пустом помещении?

— До какого события?

До того, как ты переночевал возле тёплой башни.

— Мне стало казаться, что с каждым из нас происходят малопонятные явления. Я мог проснуться и вдруг увидеть в двери Реца, спрашивающего меня — А вдруг у меня была бы кислота в руках? — или ещё какая-нибудь глупость.
Я ничего не связывал с трубой, но внутреннее напряжение нарастало. Помню когда в мансарде появился Олег Янушевский я, увидев его громко позвал, а он посмотрел на меня и закрыл окно.

Олег говорит, что слышал голос, но не видел ничего. Мы потом все вместе проверяли.

— Да, я помню. Потом у меня начались сновидения, я помню приходил утром к вам и хотел рассказать, но сразу забывал.

Ты мне сказал, что боишься башни и тебя всё достало и хочешь уехать. А почему не перебрался на Пушкинскую 10, там можно было найти место, они развивались.

— Я не могу это объяснить. Мне казалось, что не имеет значение куда я перееду в Питере, важно чем я займусь. Я поехал в Лондон и занялся бизнесом, но никогда не бросал занятий искусством, а потом и бизнес бросил вернулся в искусство.

Витал, ходят слухи, что все, с кем ты был бизнес партнёром стали миллионерами или миллиардерами?

— Похоже на это, но может не благодаря мне, а вопреки? В бизнесе лучше быть сторонником рационального, чем мистического.

То есть башня не имеет значение в твоей жизни?

— Я этого не говорил, она свидетель многих историй. Я не знаю, что имеет значение в моей жизни, а что нет. Почему Леша нанёс на неё цифры? Почему Саша Рец расписывал свои коробки номерами? Серёга, а почему ты стал живописцем, а я занялся цифровым искусством, ведь мы оба скульпторы, а что-то нас развернуло на 180.

После твоего отъезда всю дальнюю мансарду занял А. Кострома, а у нас жили Игорь Жагоров, Саша Либуркин, Ольга Земляничная и много замечательных художников. Я поддерживаю связь со многими, а ты?

— И я на связи.

В 1994 Сергей решил переехать в Лондон, на мансарде оставалась Ольга, Рец. Кострома.

В 1997 Ольга переехала в Лондон, передав мансарду Олегу Янушевскому.

За годы пребывания в мансарде у Олега гостили и работали в мастерских многие художники.

А в феврале 2005 случился пожар. 14 числа.

Выгорел весь этаж, сгорела мансарда и наша и соседская. При пожаре залило аптеку Пеля, большие убытки. Погибла одна женщина, наша соседка, хозяйка чёрных пуделей.

История мансарды за 15 лет.

Мистика дома Пеля (Виталий Виноградов в кухне мансарды художников)