Почему так непросто говорить правду

(Ufospace) Сказать ясно и точно или довольствоваться клише? Выбирать выражения или резать правду-матку? Прятаться за словами, меняя маски, или говорить так, чтобы донести до других свои подлинные взгляды и чувства? О парадоксах правды размышляют наши эксперты.

Спервых шагов нам внушают, что говорить правду хорошо, а лгать — плохо. Это одна из тех аксиом, которые ребенок принимает на веру, без объяснения и без обсуждения. Но довольно быстро дети начинают догадываться, что реальная жизнь устроена иначе. И тем не менее, став родителями, мы продолжаем твердить, что честность — важнейшая добродетель…

Но не обманываем ли мы своих детей в этот момент? Нет, ведь мы верим в то, что говорим. Да, потому что мы знаем: им не раз придется лгать. И это лишь один из парадоксов правды.

РУССКИЙ АКЦЕНТ

«Не в силе Бог, а в правде», «мир правдой держится», «жить не по лжи». Даже не зная этих формул, наши дети, вырастая в российской культурной традиции, воспринимают правду как одну из высших ценностей. В советскую эпоху представление о правде, по сути, было вывернуто наизнанку. Монополию на нее присвоила себе власть, доносы поощрялись как высшее проявление правдивости, «чистосердечно признаться» на допросе на самом деле значило оговорить себя и других, на партсобрании любой обязан был рассказать «всю правду» о себе, вплоть до интимных подробностей.

Задумываемся мы об этом или нет, но это наследие влияет на наше сложное отношение к понятию правды: и наше стремление к ней вопреки всему, и страх открыться, и нетерпимость к правде другого человека.

ЧЕЛОВЕК В МАСКЕ

Если уж говорить себе правду, то любой из нас должен признаться: «Я лгу». Причем мы начинаем изменять правде с самого детства, постепенно усваивая от старших правила поведения.

«Социализация не оставляет нам свободы выбора, — размышляет клиент-центрированный психотерапевт Александр Орлов. — Например, родители внушают сыну, что мальчики не плачут. Никаких слез, никаких соплей! И он учится скрывать свои подлинные чувства. Так мы надеваем на себя одну маску за другой, и за ними уже не различить лица. В этом смысле мы все участники одного гигантского маскарада».

Нам страшно открыться, показать себя такими, какие мы есть на самом деле. Ведь снимая маску, открываясь другому, мы рискуем, потому что становимся уязвимыми. В ответ мы можем получить болезненный удар, нас могут не понять, осудить, отвергнуть. Более того, мы — в той или иной степени — скрываем правду о своих чувствах и желаниях даже от себя. И это уже другая маска — так сказать, «для внутреннего употребления». Иногда она помогает нам примириться с собой, объясняет клинический психолог и этолог Борис Цирюльник (Boris Cyrulnik): «Самообман просто необходим нам для защиты чувства собственного достоинства вопреки обстоятельствам. В то же время постоянное пребывание в мире грез лишает нас возможности преодолевать жизненные преграды».

НАВСТРЕЧУ ДРУГОМУ

Тогда почему у нас возникает жгучее желание вопреки всему говорить правду? «Она дает нам чувство общности. Потому что человек — это существо, в крови которого потребность быть с другими, — объясняет Александр Орлов. — Но как мы можем взаимодействовать друг с другом, если, как гладиаторы на арене, видим перед собой не лица, а маски? Мы живем во лжи, но это не значит, что у нас нет потребности в правде. Точно так же как то, что мы живем в загрязненном мире, не означает, что у нас нет потребности в чистом воздухе и чистой воде».

Итак, еще один парадокс: чтобы выжить в обществе, нам необходимо скрывать свою правду от других, но мы не можем преодолеть одиночество, если не будем искренними.

БЫТЬ СОБОЙ

Желание быть понятыми — не единственная причина прямо высказать то, что наболело. Зачем совершают каминг-аут гомосексуалы? Зачем подчиненный заявляет шефу, что тот дурак? Зачем благополучный писатель вдруг признается в том, что совершил подлость? «В моем детстве были такие маски из папье-маше, — вспоминает Александр Орлов. — Надеваешь ее на новогоднем празднике и весь вечер страдаешь: душно, жарко, хочется ее сорвать. Но терпишь, потому что надо участвовать в представлении. Вот так же многие люди годами живут в удушье своих масок, и кому-то даже не приходит в голову, что от них можно избавиться».

Для того, кто узнает правду и сможет на нее опереться, правда лучше, чем метания от сомнений к надежде

Другое дело, что ложь тоже нам нужна для самоопределения. «Мы просто обязаны привирать, — уверен Борис Цирюльник. — Ведь эти мечты, это кино о самих себе, которое мы сочиняем (где мы выступаем в роли президента, оперной дивы или чемпиона по теннису), необходимы нам для создания образа. Мы нуждаемся в этом самообмане, ведь он задает нам направление действий, дарует смысл жизни».

«ЧЕМ ЛУЧШЕ МЫ ПОНИМАЕМ СЕБЯ, ТЕМ ЧЕСТНЕЕ МЫ СТАНОВИМСЯ»

Чем глубже понимание, тем труднее произнести слова неправды, утверждал экзистенциальный психотерапевт Ролло Мэй (Rollo May). «Кто из нас не пытался приврать, чтобы предстать перед окружающими в наилучшем свете, но в этот самый момент внутренний голос напоминал нам, что конечный смысл нашего существования вовсе не в этом, — пишет психолог. — Понимание этой истины оберегает нас от самообмана и вскрывает истинные мотивы наших хитроумных рассуждений, за которыми нет ничего кроме тщеславия».

Возможно, знание психологии дает преимущество коварным людям, помогая им манипулировать чужой волей? «Истина заключается в том, что понимание глубинной психологии уменьшает вероятность обмана и принуждает человека к большей честности», — настаивает Ролло Мэй и цитирует Зигмунда Фрейда: «Думаю, люди немало бы удивились, если бы узнали, что импульсивное желание говорить правду гораздо сильнее, чем обычно считается. Возможно, именно в результате моих занятий психоанализом теперь я едва ли могу сказать неправду»¹.

ЩАДИТЬ ДРУГ ДРУГА

Есть ситуации, в которых мы грешим против истины каждый день, и это не нарушает нашего душевного покоя. Деликатность, такт, вежливость — без них невозможно цивилизованное общение. Мы не можем сказать коллеге: «Как ты постарела!» — или упрекнуть инвалида, что он медленно ходит, хотя и то и другое правда. Мы скажем невесте: «Ты смотришься потрясающе!» — даже если ее платье безвкусно. В конце концов, во что бы превратилась наша жизнь, если бы мы не щадили чувств друг друга?

Но в более сложных случаях нам не избежать мучительных сомнений: ранить ли другого, открыв ему правду? Сообщить ли больному тяжелый диагноз? Признаться ли партнеру в измене? «Страшная правда может стать ударом для другого, — говорит экзистенциальный психотерапевт Светлана Кривцова. — И главный вопрос, который мы должны себе задать, — сможет ли он выдержать ее, принять. Виктор Франкл говорил о пирамиде душевных опор человека, где правда занимает почетное место наряду с надеждой, верностью и верой. Для того, кто узнает правду и сможет на нее опереться, правда лучше, чем метания от сомнений к надежде. В этих метаниях человек истощает свои силы, а приняв правду, становится пусть не счастливей, но спокойней». Например, для ребенка может быть больно узнать, что он не родной. Но если до этого его терзали подозрения, то теперь наступает определенность: я знаю, что дело обстоит вот так, и могу думать, как мне с этим жить.

НЕРАЗЛИЧИМАЯ ГРАНЬ

Всегда ли мы говорим правду, говоря правду? Мы можем с абсолютной искренностью годами повторять свои «легенды» или рассказывать о своем первом детском воспоминании (а потом выяснится, что эта история была целиком придумана кем-то из близких нам взрослых). Нейронаука свидетельствует, что эти ложные воспоминания субъективно ощущаются точно так же, как истинные. Ситуаций, когда грань между правдой и ложью почти неразличима, больше, чем мы думаем.

Правда — это то, что человек в своем внутреннем мире может таковой признать

«Например, когда супруги во время очередного конфликта выкладывают друг другу каждый свою правду, это правда искаженная, иллюзорная, — считает Александр Орлов. — Она не учитывает другого человека, причиняет ему боль, унижает его. Это маленькая, осколочная правда-бритва. А когда в ходе психотерапии вдруг в их сознании, в сердце возникает слово «люблю» — это уже другой уровень правды. В этом смысле путь правды — это путь к другому человеку». И одновременно это путь к себе, к более глубоким и истинным чувствам, которые есть в каждом из нас.

«Вообще-то мы всегда говорим правду, но делаем это по-разному: в грубой форме или же более тонко, по частям, намеками и умолчаниями, — объясняет Борис Цирюльник. — Говорить правду прямо в лицо возможно только в благоприятной обстановке, когда отношения и эмоциональное состояние это позволяют, а такое бывает редко. Вот почему сама наша культура толкает нас к обману, а заодно вынуждает изобретать новое, прежде всего в поэзии, живописи, вообще в искусстве»².

ГОЛОС СОВЕСТИ

«Правда — это то, что человек в своем внутреннем мире может таковой признать. Все остальное для него правдой не будет, даже если оно истинно, — подчеркивает Светлана Кривцова. — Моя правда всегда субъективна. Это моя опора, даже если все вокруг придерживаются другого мнения. Но при этом я должна поддерживать в себе привычку сомневаться в своей непогрешимости, прислушиваться к словам других и к тому голосу, который звучит во мне и называется совестью». Александр Орлов продолжает: «Иногда этот голос становится мучительным. Как стук почтальона, которому не открывают, а он все стучит и стучит. Мне кажется, это голос большой правды, которую мы не хотим осознавать или признавать. И нам ничего не остается, как открыть «почтальону» дверь и получить «послание», то есть попытаться принять эту правду».

«НАША ЛИЧНАЯ ИСТОРИЯ ЗАТЫКАЕТ НАМ РОТ»

Анн Дюфурмантель — философ и психоаналитик, автор книг

Psychologies: Говорить по-настоящему, от самого сердца… Почему нам так трудно произнести собственную правду?

Анн Дюфурмантель: Мы входим в мир через язык. Все основано на этом первом отпечатке: как мы его осваиваем? В каком контексте? Именно это определяет наши отношения с «правдивым» словом. И усвоенное нами — это не только смысл слов, но и то, как их использовали близкие люди, говоря о том, что они чувствуют, или же замалчивая, искажая свои переживания. Ребенок замечает умолчание и фальшь гораздо раньше, чем опознает ложь. Наша лояльность к близким заставляла нас верить им, но мы знали в глубине души, что что-то не так. Иногда ребенок очень рано и точно чувствует, что если он начнет задавать вопросы, спрашивать вслух, это может оказаться опасным для семейного равновесия и согласия в его окружении.

Означает ли это, что верное слово бессознательно?

Когда мы говорим: «Устами младенца глаголет истина» или: «Ой, я оговорился», речь идет именно об этом. Вдруг истина раскрывается, преодолев заслоны разума. Но затем сознание вербально описывает событие, чтобы объяснить его, сделать его «приемлемым»: так возникает «причесанное» слово.

Не в молчании ли решение проблемы?

Отчасти да. Конечно, молчание может открыть дверь лжи, но есть реальная возможность, что внутренняя встреча с собой приведет к ясности сознания. Мы живем в эпоху, которая дискредитирует правду: наше время одержимо открытостью и толкает нас «выкладывать все». И это вынуждает нас ко лжи, как в детстве, когда мы, плетя небылицы, пытались уйти от родительского всемогущества, хотели убедиться, что родители не могут читать нас как открытую книгу.

¹ «Искусство психологического консультирования» (Издательство ИОИ, 2012).

² Интервью Бориса Цирюльника «Ложь — признак интеллекта»

• ТЕКСТ: Галина Черменская
• ИСТОЧНИК ФОТОГРАФИЙ: Getty Images