Арии, евреи и брахманы: мифы об ариях

Отличаются ли недавние претензии на индийскую исключительность от тех, что проповедовали Даянанда, Тилак или Вивекананда?

Образ ариев захватывал воображение литераторов со времен эпохи классицизма, причем как в Индии, так и на Западе. Это достойный предмет исследований для специалистов по сравнительно-историческому языкознанию, желающих проследить кросс-культурное использование этого термина. Тем не менее, исключительно с литературной точки зрения, идентификация ариев является чрезвычайно сложной задачей, поскольку тексты, описывающие этот образ, уклончивы, они работают своего рода отсутствующими авторитетами, к которым часто взывают, но которые редко цитируют. Более того, арии — не просто образ, который историки и лингвисты пытались выделить, найти на карте и за миграциями которого проследить, он стал предметом мифотворчества. Мифы об ариях использовались для разрушения идентичности и создания новых социальных форм. В своей книге «Арии, евреи и брахманы: власть теоретизирования через мифы об идентичности» я исследую, каким образом миф об ариях стал общим для Европы и Индии с эпохи Просвещения и до настоящего времени.

Мое исследование начинается с обзора первоначальных дискуссий об ариях в творчестве Вольтера и его поисков первоначальных упоминаний ариев в Ezourvedam (иезуитская переработка избранных частей «Яджурведы», появившаяся в середине XVIII века во Франции, — прим. перев.). Вольтер искал в Индии утонченную культуру, которая была бы максимально удалена от культуры древних иудеев. В этом отношении Древняя Индия предоставляла ему алиби в полном смысле этого термина, своего рода исходную точку для критики иудео-христианской традиции.

Канонические санскритские тексты постепенно переводили на европейские языки, они все глубже входили в научную традицию Европы, и в XIX веке мифологи увлеклись толкованием истории ариев через их мифы. Индию ариев подстроили под соответствие романтическим идеалам обнаруженного монотеизма и развития уникального характера народа, а также его постепенной дегенерации. С появлением «Ригведы» в издании Макса Мюллера (Friedrich Max Müller, немецкий филолог и востоковед, один из основоположников индологии на Западе, — прим. перев.) и его объемных комментариев ариев перестали считать просто дальними родственниками Европы. Их присутствие в текстах в конце концов подтвердило существование традиции столь же древней (если не более древней), как и та, что создала Библию. На Западе данное «открытие» ариев через Веды фактически сместило евреев с их центрального положения на мировой сцене. Теперь евреям можно было отвести соподчиненную роль в истории. В оставшийся период ХIX века миф об ариях использовали для создания идеального вымышленного образа прошлого Европы. Он стимулировал национализм и в процессе обозначил мифического «козла отпущения» в лице евреев. Евреи и арии теперь становились оперативной диадой, что проявилось в работах Ницше, Гобенау (Joseph Comte de Gobineau, французский писатель, автор теории главенства арийской нации, — прим. перев.), Х. Чемберлена (Houston Chamberlain, англо-немецкий писатель, социолог, философ, один из основоположников теории расизма, — прим. перев.) и, наконец, в безумной идеологии нацистов.

Приблизительно в то же время, когда представители европейского романтизма размышляли о своих воображаемых арийских предках, реформатор индуизма раджа Рам Мохан Рой (Ram Mohan Roy) закладывал основы общества «Брахма Самадж», делая переводы санскритских рукописей на местные индийские языки. Чтобы реформа осуществилась, считал он, литературу следовало избавить от её охранителей — брахманов. С этой целью раджа иногда даже переписывал тексты для изображения идеального прошлого ариев, когда не существовало некоторых религиозных обрядов, таких как идолопоклонство и сати [самосожжение вдов].

Своими переводами он установил правила придания тексту легитимности и корректировал наслоения, которые, в его понимании, приводили к крайностям. Стратегия реформы, принятая раджей, впоследствии была усвоена Даянандой Сарасвати (Dayananda Saraswati), основателем общества «Арья Самадж», который также хотел сделать канонические санскритские источники доступными для более широкой публики верующих, создав ряд интерпретационных подходов, которые помогали освобождать ведические откровения от груза герметизма и ритуальности. Чтобы изобразить ариев высокоразвитым народом, Даянанда «перевел» Веды таким образом, что сообщил, будто у них было представление о телеграфе и химии. Миф о «золотом веке» ариев, который продвигали эти два индуистских реформаторских движения, создал основу для развития индусского национализма.

Ко времени появления Тилака (Bal Gangadhar Tilak, индийский националист, социальный реформатор, борец за независимость, — прим. перев.) идеалистичный образ ариев в Индии уже использовали для усиления чувства национального самоуважения. Как и Даянанда, Тилак приписывал ариям познания в науке и технике. Отважные люди, пережившие катастрофическое крушение в Ледниковый период, арии пришли с Северного полюса, чтобы принести миру цивилизацию. По Тилаку, арии были настолько развитыми людьми, что смогли не только пережить это переселение, но и сумели привнести свои высокие навыки (и писания) в те земли, которые они покоряли. Вивекананда (Swami Vivekananda) позднее разовьёт эту тему расового и культурного превосходства. При этом, в отличие от других индийских реформаторов, Вивекананда не ограничивал свою кампанию внутренними рамками, но перенес её и за границу. Он в деталях изложил свое видение арийского будущего, построенное вокруг расистской аргументации, матронам калифорнийского и чикагского обществ (националистические организации в США — прим. пер.). Из всего этого восхваления ясно следовало, что брахманы — потомки ариев — будут единственными истинными благоприобретателями от такого мифотворчества.

Джъотирао Пхуле (Jyotirao Govindrao Phule) и Б.Р.Амбедкар (Bhimrao Ramji Ambedkar), однако, признавали, что все эти различные теории требовали новой интерпретации, чтобы поместить борьбу угнетенных каст в исторический контекст арийского покорения Индии. Пхуле начал с пересмотра теории арийского вторжения, чтобы определить культуру через ее субкультуру. Он опроверг миф об ариях как элите, отобрал все те достоинства и добродетели, которые приписывали ариям западные востоковеды и брахманы-реформаторы, и одарил ими более низкие касты. Вместо взывания к «золотому веку» ариев Пхуле призывал к восстановлению альтернативной мифической эпохи — неарийского «золотого века» времён правителя Бали Махараджи. Еще важнее другое — бросив вызов мифу об утопичном индийском прошлом, он привнёс в дискуссию новое разумное измерение.

Амбедкар начал свою миссию с того, на чем остановился Пхуле. Он стал оспаривать авторитетность Вед как источника идентичности ариев, поставив под сомнение их канонический характер и непогрешимость, а также отверг расистское изображение ариев. Он усомнился и в легитимности основанной на текстах социальной реформы, которая явно служила интересам привилегированных, образованных каст. Амбедкар пришел к выводу, что все спекуляции вокруг ариев со стороны привилегированных индуистских каст были ничем иным, как стратегией, разработанной для поддержания превосходства брахманов, оправдания их господства над не-брахманами и потакания их высокомерию. В своей полемике против ариев и Пхуле, и Амбедкар дали старт широкомасштабной атаке на индуистское возрожденчество, «вшитое» в элитарный миф из пришлого.

Ревальвация иррационального в мифотворчестве была (и остается) симптомом той самой болезни, которая позволяет всему иррациональному процветать в политике. Именно эту «обратную сторону» мифа я исследую в своей книге: как европейцы и индийцы использовали мифы о древних ариях в различных реформах и националистических проектах. На Востоке и на Западе окончательные выводы были, к сожалению, одинаковыми. Если кто-то не обладал арийской кровью, то он не мог считаться цивилизованным, а те народы, которых отнесли в категорию «других не-арийцев», необходимо было нейтрализовать или даже физически уничтожить. Пхуле и Амбедкар разглядели опасность, заложенную в мифе об ариях, поставили его под сомнение и попытались его развенчать.

Если бы кто-то сказал мне, когда я писала книгу, что этот тезис будет актуален и сегодня, я была бы удивлена. Тем не менее, оценивая текущую ситуацию, я не могу не поражаться тому, насколько тема моей работы перекликается с событиями настоящего. Никогда не могла предположить, что миф об ариях может быть воскрешен с такой легкостью — как когда, например, избранный лидер светской Индии заговорил о гениальности древних индийцев, обладавших знаниями о пластической хирургии, аэронавтике и репродуктивных технологиях. Или когда во время недавнего визита в Нью-Йорк он стал говорить о превосходстве профессиональных качеств индийцев диаспоры. Отличаются ли такие утверждения о прошлой или нынешней исключительности индийцев от того, о чем писали Даянанда, Тилак или Вивекананда? По крайней мере, миф об индийцах, проживавших в эпоху «золотого века» технологического и духовного прогресса, — тот же самый. И, как показывают недавние события, у него есть последователи и сегодня. В свете продолжающегося использования мифа об ариях наша задача становится ясной. Мы должны помнить о работах Пхуле и Амбедкара и быть готовы к тому, чтобы бросать вызов мифотворчеству и предлагать иное прочтение.

Автор — Профессор сравнительного литературоведения в Университете Джорджии, США.