Дочки-матери: кто кого?

Мне кажется, что, поддаваясь или не поддаваясь очарованию культа худобы, красоты и вечной молодости, мы упускаем из виду один важный момент. И он — о конкуренции. Но не о конкуренции между женщинами на рынке вечных красавиц. О конкуренции между матерью и дочерью, самой жесткой внутрисемейной драме, которая только может случиться.

Фрейд был мужчиной из патриархального сообщества, и совершенно логично, что его внимание оказалось сосредоточено на конкуренции отца и сына. Однако поверьте женщине-терапевту: ни отцам, ни сыновьям и не снился накал страстей, разворачивающийся на «женской половине».

На самом деле в конкуренции нет ничего плохого, она — естественная и необходимая часть процесса идентификации. Чтобы согласиться стать женщиной, нужно сравнить себя с мамой. И, строго говоря, конкурентная стычка происходит в жизни каждой женщины дважды. Сначала нежная эдипова пятилетка эту конкуренцию безнадежно проигрывает. Она должна ее проиграть, ибо это ее единственный шанс, во-первых, понять, какой девочке надо и хочется быть — красивой, умелой, нежной, сильной, как мама, а во-вторых, сформировать в себе способность выстраивать отношения не только с отцом, но и с другими мужчинами в будущем.

Есть такие девочки, из очень «счастливых» семей, которые в этой фазе выиграли в конкурентной борьбе с матерью и завоевали отца. Речь не идет о буквальном инцесте, разумеется, — речь о прочной, устойчивой связи отца и дочери, более глубокой и интенсивной, чем отношения отца и матери. Иногда это связано с конфликтом в отношениях матери и отца, который никто не хочет признавать, иногда — с тем, что мать добровольно отходит в сторону, уступая дочери первенство.

Это неправильно. Девочка должна проиграть, чтобы стать женщиной. Победа в первом раунде означает для нее поражение во взрослой жизни. Такие девочки оказываются неспособны построить отношения с мужчиной и создать семью — разве могут реальные отношения, с их сучками и задоринками, сравниться с фантазийными идеальными отношениями с мужчиной-отцом?

Но у этой схватки есть и второй раунд. И вот в нем дочь безусловно побеждает. Случается он, когда девочка готова стать женщиной, выйти во взрослый мир, выйти замуж или просто отделиться от родителей. Она идет, блистая красотой юности, и мать отступает, признавая, что для нее наступило время перехода в иную фазу жизни, что они больше не играют с дочерью на одном поле. Это дает возможность дочери самой стать матерью.

Собственно, в большинстве функциональных семей так и происходит до сих пор. Однако в естественную динамику развития женщины сейчас интенсивно вмешивается индустрия красоты, диктующая: ты не должна стареть! Ты можешь оставаться вечно молодой! Ты можешь никогда не переходить в фазу покоя, ты обязана продолжать цвести! 40 — новые 20, 70 — новые 30! Будь вечно юной!

Что не так с этим посланием? Разве плохо оставаться вечно молодой и привлекательной? Проблема в том, что дочери сложно, а подчас и невозможно конкурировать с красотой, созданной опытными руками пластических хирургов, косметологов и визажистов. Естественная, натуральная красота редко бывает яркой и совершенной — в ней всегда есть маленькие «изъяны», делающие ее живой, настоящей. Сложно соревноваться с бровями, вытатуированными на самом правильном месте лица, дабы создать наиболее гармоничный вид, с выровненным аккуратным «греческим» носиком, увеличенными силиконом губами, грудью, ягодицами, с кожей, идеально отутюженной инъекциями ботокса и ВВ-кремом...

Для нарциссичной матери нестерпима конкуренция, нестерпима идея, что кто-то может быть «милее, румяней и белее»

Кроме того, на стороне молодящейся матери — опыт взаимодействия со своим телом, знание о том, что ей к лицу, что выигрышно подчеркивает ее внешность. Юной дочери еще долго предстоит проходить фазу экспериментирования со своим обликом (помните: «если женщина до 30 лет не научилась быть красивой, значит, она дура» — до 30!).

Есть и другой, не менее важный, аспект. «Сделанная» красота дорого стоит. В нее инвестированы деньги, время и страдание. Огромное количество процедур, омолаживающих лицо и тело, — травматичны и болезненны. Это заставляет особым образом ощущать свою ценность — ценность как объекта усилий, инвестиций. Вложения в красоту — это вложения в собственный нарциссизм.

Для нарциссичной матери нестерпима конкуренция, нестерпима идея, что кто-то может быть «милее, румяней и белее». Она отказывается отступать в тень, уступать дочери возможность блистать. Самые неумные флиртуют с поклонниками дочери и подчеркивают недостатки ее внешности. Те, что организованы посложнее, — просто дают сомнениям в собственной привлекательности и вопросам к зеркалу, естественным для подростка женского пола, растущего в современной культуре, расцвести пышным цветом — не оказывают поддержки.

На самом деле этого достаточно. Быть подростком и без того категорически трудно. Быть неловким, угловатым, быстро растущим, прыщавым подростком на фоне матери, которая выглядит как твоя сестра-красотка, — труднее во много раз.

И разумеется, это совсем не о том, что необходимо переставать заботиться о своем теле, как только твоей дочери исполнится 16 (18, 21 и так далее). Это, скорее, о том, чтобы усилия по поддержанию собственной молодости и красоты не прерывали естественного течения вещей. Нам кажется, что дочь, глядя на мать, отказывающуюся взрослеть и стареть, непрерывно «следящую за собой», научится быть красивой? Нет, скорее она научится быть неуверенной в собственной привлекательности. Она научится сравнивать. Она убедится, что, только постоянно переделывая и улучшая внешность, можно приблизиться к «идеалу». Потому что там, где для нее была запрограммирована полная и сокрушительная победа — победа молодости, — оказалась зияющая черная дыра под названием «несовершенство».

• ТЕКСТ: Светлана Бронникова
• ИСТОЧНИК ФОТОГРАФИЙ: Getty Images