Давно это было

— Давно это было, — вспоминала пенсионерка, — еще в тридцатые годы. Мой дед был известен в нашей придонской станице тем, что лечил людей травами, а иногда и заговорами. К нему даже местные большие начальники обращались за помощью. И дед вылечивал их. Вот почему, наверное, НКВД не трогало деда, хотя времечко на дворе стояло лютое. То и дело арестовывали кого-нибудь из моих земляков.

И вот однажды дед сотворил чудо! Об этом его чуде знали только члены нашей семьи — моя мать, два моих брата, мой отец и я. Дед строго-настрого запретил нам болтать языками о чуде. Мы и не болтали. Каждый понимал, что начни он болтать — и тут же угодит в тюремную камеру за «религиозную пропаганду».

Он оживил своего сына, то есть моего отца. Папа работал скотником на ферме. Работал с утра до ночи как проклятый. Вот и переработался. Надорвался, наверное. Пришел однажды поздно вечером с работы домой, вошел в хату, упал на пол и умер.

Я в этот момент была здесь же, в хате. Отец упал и умер прямо на наших глазах — моей матери, моих братьев, деда и меня. Все мы сидели тогда в хате. Я заорала от ужаса. Братья заплакали. Мама тоже стала плакать.

А дед молча присел на корточки рядом с моим отцом и пощупал пульс на руке у него. Потом сказал: «Да. Помер». Мама зарыдала уже в полный голос, а дед надолго задумался. И вдруг говорит: «Уходите вы все из хаты на двор. Быстро пошли вон отсюда! Я сейчас попробую оживить его». Мама сквозь слезы говорит ему: «Что ты несешь, старый? Мертвые не оживают». А дед в ответ: «Если очень сильно попросить Бога, то случается, порой оживают».

Мать: «А ты откуда знаешь это?» Дед: «Мне мой дед рассказывал. Он большим колдуном был, вот и поведал мне однажды, как оживлять мертвых... Пошли вон из хаты! Попробую оживить своего сыночка. Если не получится — значит, нельзя оживить. Не положено. Выходит, пришел его срок, свыше назначенный. А получится — что ж, спасибо Богу. Разрешил, значит, ему еще пожить».

Мы с мамой и братьями вышли из хаты во двор. Мать увела нас с братьями в сарай, где хранилось сено. Сказала нам так: «От греха подальше! Не Божье дело затевает наш старик. Ну как можно пробудить мертвого?!».

Примерно через час послышались во дворе шаги. Дверь сарая распахнулась, и в сарай вошли друг за другом дед и мой отец. Мы не поверили своим глазам, когда увидели отца ожившим! Мать с воплем бросилась к нему в объятия. Что тут началось! Сколько радости было!

Позже дед рассказал о том, что делал. В тот же самый вечер. Мой отец долго и настойчиво уговаривал его, прежде чем тот согласился рассказать. Дед сказал, что, помолившись Богу, он уложил моего отца на полу лицом и грудью вверх, а сам лег сверху на него. Потом, как он выразился, перестал думать вообще. Принялся мысленно и беспрерывно повторять одну и ту же фразу: «Господи, разреши душе вернуться назад в тело!».

По его словам, он неким особым колдовским способом, которому обучил его дедушка его же собственный, вогнал самого себя в состояние дурмана. И все повторял да повторял ту фразу. Дед называл это колдовским дурманом. Он не знал, сколько времени прошло. Потерял чувство времени. И вдруг, говорит, ощутил, как сверху вниз через все его тело стала переливаться в тело умершего отца моего некая энергия.

Но нет, он не произносил этого слова — энергия. Он сказал примерно следующее: «Лилось сквозь меня дождем теплое парное молоко. Сквозь меня шел молочный дождь. И каждая его капелька сильно-сильно дрожала». А потом молочный дождь из дрожащих капелек прекратился. И тут же неведомо куда исчез дурман, окутывавший деда, как ему казалось, со всех сторон.

Дед открыл глаза и уперся взглядом в глаза моего отца, на котором он лежал сверху. Глаза отца тоже были открыты. Отец дышал... Но сам он ничего из этого не запомнил. Мы с братьями специально расспрашивали его об этом. Он говорил, что просто провалился во тьму.

Дед, по его словам, получил этот дар от своего деда и возможно хотел передать его кому-то из нас. Но не успел. Вскоре началась война. Пришла она и в наши края. Дед был убит осколком разорвавшейся авиабомбы...